Борис Евгеньевич Захава – советский режиссёр,
актёр, педагог, народный артист СССР. Родился 24 мая 1896 года в городе
Павлограде в семье представителя династии тульских оружейников. В 1910 году был
принят в 3-й Московский кадетский корпус. В 1913 начал играть в Студенческой
студии, руководимой Е. Вахтанговым. Режиссёрским дебютом стал спектакль «Правда
хорошо, а счастье лучше» Островского (1923). Одной из самых запоминающихся
режиссёрских работ Захавы была постановка пьесы «Егор Булычев и другие» Горького
(1932). Исполнил роль Кутузова в фильме С. Бондарчука «Война и мир». С 1939 -
профессор, заведующий кафедрой режиссуры в ГИТИСе. Автор книг и статей по
теории актёрского и режиссёрского искусства, театральной педагогике. Умер Борис
Евгеньевич в Москве 25 ноября 1976 года.
Павлоградский муниципальный театр с 1988
года носит его имя.
Главу
«Павлоград» из книги Б. Захавы
«Кадетский корпус» (вышла в Москве в 2000 году) можно прочитать в интернете по
такому адресу:
http://pavlonews.info/news/categ_5/641.html, саму книгу – в
краеведческом отделе нашей библиотеки.
ПАВЛОГРАД
Отрывок из книги Б. Захавы «Кадетский корпус»
Так назывался
город, в котором я родился, и где прошли мои детские годы. Впоследствии он
приобрел довольно широкую известность: его название часто мелькало во фронтовых
сводках как во время гражданской войны, так и в период гитлеровского нашествия.
Он то и дело переходил из рук в руки.
Что этот город представляет теперь, не знаю,
но в те далекие времена о нем за его пределами знали, вероятно, немногие. Это
был типичный уездный украинский городок. Находился он (да и теперь находится)
неподалеку от тогдашнего уездного (ныне областного) городка Екатеринослава
(Теперь Днепропетровска), но жителям казалось, что от него «хоть три года скачи,
ни до какого государства не доедешь». Знаменит он был разве своими свиньями,
которые после дождя в изобилии нежились со своим многочисленным потомством в
черном месиве липкой грязи на самой главной улице города.
Впрочем, с
внешней стороны Павлоград выглядел довольно привлекательно. Расположенный на
берегу живописной речки Волчьей (поблизости от ее слияния с Самарой) как раз в
том месте, где противоположный ее берег покрыт веселым, кудрявым лесочком, он
казался уютным и поэтичным.
Его широкие,
просторные улицы состояли из выбеленных известкой одноэтажных домов, сделанных
из камыша и глины и крытых большей частью железом, выкрашенным в зеленый цвет.
Двухэтажные дома, каменные или кирпичные, были наперечет: мужская гимназия,
дом, где на втором этаже помещалась канцелярия стоявшего в городе пехотного
полка, да еще "офицерское собрание" — вот, кажется, и все.
Как правило,
перед фасадами домов были палисадники, в которых весной щебетали тучи воробьев
и пышно расцветали гроздья белой акации; весь город наполнялся приторно-сладким
ароматом, и ребята, сорвав с дерева благоухающую гроздь, с наслаждением
высасывали из цветов душистую каплю нектара.
Более богатые
дома окружали фруктовые сады. Там, за высокими оградами, зрели груши, яблоки,
вишни, сливы и черешни.
На огородах,
когда наступало лето, созревали огромные солнечные диски подсолнухов, а за
городом на бахчах разрастались до невообразимых размеров арбузы и дыни.
В самом центре
города, на большой площади стоял городской собор, весь белый, огромный, с
зелеными куполами, по форме похожими на репу.
В обычное время
на Соборной площади живописно располагался базар, а в "царские дни"
площадь приводилась в образцовый порядок и на ней, после окончания
происходившего в соборе торжественного богослужения, устраивался военный парад:
роты под гром и раскаты духовых оркестров проходили церемониальным маршем перед
командиром полка, высокая, статная фигура которого господствовала над всей
площадью. С одной стороны к Соборной площади примыкал «городской бульвар», с
другой — главная улица города с находившейся на ней мужской гимназией (это было
самое импозантное здание Павлограда) а на противоположной стороне находился
офицерский клуб, или, как тогда называли, «офицерское собрание»; в нижнем этаже
здания москательная лавка привлекала внимание горожан исключительной яркостью
своей пестрой вывески, похожей на картину какого-нибудь нынешнего
абстракциониста. Ее товарами широко пользовались декораторы офицерского
драматического кружка при оформлении спектаклей.
«Городской бульвар»
играл важную роль в жизни павлоградцев. По вечерам, стуча медными тарелками,
ухая большим барабаном и заливаясь кларнетом, гремел, вздыхая и охая, военный
духовой оркестр 134-го Керчь-Еникольского полка. Полковой капельмейстер
примечателен был не только своей наружностью – был толст, лыс и носил на
подбородке толстую эспаньолку – и не столько своим искусством, сколько
странными припадками, которые овладевали им иногда вовсе некстати: он вдруг
начинал нелепо взвизгивать и бить себя правой рукой по шее. Оркестр в этих
случаях не терялся и начинал играть еще с большим воодушевлением. Павлоградцы к
этому скоро привыкли и перестали замечать его странности. Но однажды с ним
приключилось такое, что уж никак нельзя было оставить без внимания.
Во время
парадного офицерского обеда, где кроме офицеров полка присутствовало еще и
какое-то высокое петербургское начальство, наш капельмейстер, желая произнести
тост, поднялся с бокалом шампанского, и уже начал было говорить, как вдруг
пронзительно завизжал и все содержание бокала непроизвольно вылил себе за
воротник. Не так-то легко было успокоить гостей, воспринявших этот несчастный
приступ болезни как предумышленную демонстрацию. Пожалуй, я даже не стал бы
загружать свое повествование рассказом об этом происшествии, если бы эта
история на долгое время не стала главным содержанием духовной жизни местной
интеллигенции. Ее без конца обсуждали и пересказывали, при этом всякий раз с
новыми подробностями и украшениями.
Но вернемся к
павлоградскому бульвару.
Если бы в те
времена в один из прекрасных летних вечеров мы решили прогуляться под звуки
духового оркестра по главной аллее, нам пришлось бы двигаться крайне медленно,—
настолько густой была толпа в эти часы.
Но зато мы имели
бы полную возможность заняться изучением своеобразных вкусов павлоградских дам
и девиц. щеголявших своими нарядами, и, вдыхая аромат духов и пудры, смешанный
с запахом пота, наблюдать, как офицеры, чиновники и гимназисты старших классов,
изящно поддерживая под руку своих дам или же, предоставив им в качестве опоры
грациозно согнутую в локте руку, нашептывают слова, долженствующие выразить всю
глубину их благороднейших и нежнейших чувств.
Когда время
подходило к полуночи толпа начинала редеть, и мы могли бы свернуть в боковую
аллею и, пройдя ее до конца, упереться в притаившееся среди густых зарослей
затейливое деревянное строение с большой верандой. Это был павлоградской летний
ресторан. Именно сюда устремлялись в полуночный час наиболее почтенные и
состоятельные горожане, чтобы после обильного ужина с разнообразными возлияниями
испытать счастье, гоняя по зеленому полю бильярдные шары, или же скоротать
ночку, сидя с картами в руках за ломберными столами.
Впрочем, кроме
бульвара с его рестораном, павлоградцы в летнее время пользовались
развлечениями, которые предоставляла им река Волчья. На ней были устроены
отличные купальни — отдельно мужская и женская (совместно купанье на пляже в те
времена не практиковалось, ибо считалось непристойным); кроме того, каждый мог
взять на прокат лодку — катанье на лодках было широко распространено среди
павлоградцев, и в праздничные дни река густо покрывалась множеством двигающихся
в разных направлениях лодок.
Когда наступала
зима и снег первозданной белизной прикрывал все прорехи и несовершенства
города, павлоградская молодежь с коньками в руках устремлялась по главной улице
вниз, к реке, где ежегодно устраивался большой каток; там, под звуки того же
военного оркестра, вдохновенно исполнявшего меланхолические вальсы, офицеры и
гимназисты легко скользили по гладкой ледяной поверхности, крепко держа
крест-на-крест за руки своих миловидных дам и раскрасневшихся девиц в длинных
широких юбках, коротеньких меховых кофточках в талию и круглых шапочках на
голове. Если к этому прибавить взлетающие время от времени к небесам фейерверки,
рассыпающиеся зонтами, состоящими из множества разноцветных огней,— то общая
картина будет весьма привлекательной.
В разгар лета
жизнь в Павлограде замирала. Тем более, что полк в это время покидал город,
чтобы расположиться поблизости в отлично оборудованном лагере с чистыми,
посыпанными желтым песочком тенистыми аллеями, уютными офицерскими домиками и
стройными рядами белоснежных солдатских палаток, охраняемых не менее стройными
рядами высоких пирамидальных тополей.
Для тех, кто
оставался в городе, время наступало мучительное: жара была такая, что
приходилось среди дня закрывать ставни, оставляя для света только узенькую
щелочку. Жужжащие в предсмертных мучениях мухи густо усеивали разложенные
повсюду листы липкой бумаги.
Воздух висел над
головами бедных жителей неподвижно в виде марева. На немощенных улицах лежал
толстый слой тончайшей пыли, которая поднималась в воздух от мельчайшего
дуновения.
А когда в
предвечерний час, ступая босыми ногами по мягкому ласковому ковру павлоградской
пыли, пастух, звонко щелкая длинным бичом, гнал в своей высокой соломенной
шляпе с огромными полями по городским улицам коровье стадо, и воздух оглашался
неистовым мычаньем, то разглядеть коров в густых облаках поднятой ими пыли было
почти невозможно. Офицерские сапоги, доведенные стараниями денщиков до
ослепительного блеска, становились серыми немедленно после того, как их хозяин
переходил любую из павлоградских улиц.
Но эта беда ничтожна по сравнению с той, которая подстерегала
павлоградцев осенью, когда мягкий и нежный тюфяк из мельчайших частиц великолепнейшего
чернозема превращался в кисель, в котором почти целиком тонули колеса
извозничьей пролетки. Чтобы перебраться с одной стороны улицы на другую,
приходилось нанимать извозчика. Рассказывали, что один подвыпивший офицер,
возвращаясь ночью с товарищеской пирушки, утонул в грязи на самой середине
главной улицы.
Следует заметить,
что асфальтовый тротуар в Павлограде был только у здания мужской гимназии. По
всему городу тротуары были дощатые, и пешеходы постоянно рисковали напороться
на торчащие из досок большие ржавые гвозди. Доски тротуара шевелились под
ногами, как клавиши огромного рояля. Наступив на один конец такой клавиши,
пешеход мог получить другим концом по лбу, либо, нажав на какую-нибудь доску, попасть
под душ из грязной воды, которая мощной струей вырывалась из-под тротуара.
Таков был город
Павлоград осенью. Но мы выбрали в качестве исходного момента нашего
повествования тихий зимний вечер, когда, отзвучав положенное, замолкла,
наконец, колотушка (очевидно, сторож, утомившись, решил вздремнуть где-нибудь в
укромном уголке, завернувшись в просторный тулуп), и во всем городе воцарился
мирный сон.
Список
использованных источников
http://pavlonews.info/news/categ_5/641.html
http://www.peoples.ru/art/theatre/actor/boris_zahava/
http://www.kino-teatr.ru/kino/acter/sov/7897/bio/
http://www.prdisk.ru/people/Борис_Захава
http://www.kulichki.net/akter/zahava.htm
http://www.tvkultura.ru/news.html?id=101672&cid=104
Немає коментарів:
Дописати коментар